Дипломатические переговоры

Тему нашей лекции можно было назвать «Переговоры как средство дипломатии». Такое название подразумевает, что дипломатия первична, а переговоры только используются в достижении целей дипломатии, или, вернее сказать, внешней политики государства по формированию международной политики, отвечающей ее национальным интересам. Другими словами, переговоры являются одной из функций дипломатии.

Можно было бы назвать тему лекции «Переговоры как основа дипломатии». Такое название почти совпадает с прежним пониманием дипломатии как собственно переговоров, или как говорил кардинал Ришелье – «непрерывные переговоры». Хотел бы обратить внимание на то, что классические книги о дипломатии французских авторов 18 века Ф. де Кальера, Антуана Пеке и Габриэля Бонно де Мабли: назывались соответственно «О способах ведения переговоров с государями», «Рассуждения об искусстве переговоров» и «Принципы переговоров». Это говорит о том, что в то время еще не было понятия «дипломатия». Если кто-нибудь из вас, готовясь к будущей дипломатической деятельности, пожелает прочитать эти книги, могу выслать их электронные версии. 

При таком понимании переговоров две другие важнейшие функции дипломатии: а) глубокой изучение внутренней и внешней политики страны пребывания, ее военной, экономической, мобилизационной, технологической, культурной мощи и б) доведение информации о возможностях своей страны, следует рассматривать как стратегическую подготовку к двусторонним переговорам, к формированию характера двусторонних дипломатических отношений.

Эти знания друг друга уже ранжируют государства по силе взаимного влияния (биполярность – однополярность – многополярность), по стратегии подходов государств друг к другу. Соответственно, формируется та или иная система, тот или иной процесс, когда одна сторона выступает с более сильных позиций, другая – с более слабых. Формируется система: центр – периферия, центр – центр (треугольник США – ИРА – Талибан), однополярный или многополярный подход в рамках региона или всего мира. (Афганцы откладывают окончательные переговоры по «линии Дюранда» до тех пор когда окрепнут достаточно, чтобы вести его с Пакистаном на равных. Азербайджан отложил на десятилетия военное решение проблемы Карабаха, чтобы укрепиться экономически, изменить в положительную сторону свой имидж и нарастить свою военную мощь.)

Если перефразировать известное выражение, что война является продолжением политики, только другими средствами, то можно сказать, что переговоры представляют собой продолжение конфликта другими ненасильственными средствами. История знает множество примеров, когда в зависимости от качества переговоров, которые всегда приходят на смену войнам, победитель лишался многого из того, что ему удавалось достичь силой, а побежденный, напротив, возвращал себе многое, что не сумел защитить оружием или, во всяком случае, существенно минимизировал ущерб от поражения. В свете этого можно с полным основанием утверждать, что искусный переговорщик порой значит не меньше, чем искусный полководец. (После поражения в войне с Японией в 1905 году, Россия в ходе мирных переговоров смогла добиться минимальных территориальных потерь; до сих пор на Западе день победы отмечают 8 мая, это попытка украсть победу во второй мировой войне. Сталин был вынужден организовать подписание акта капитуляции 9 мая; Генералу де Голлю удалось в ходе переговоров сохранить роль Франции как страны-победительницы и войти в состав СБ ООН: реплика немецкого генерала при подписании акта капитуляции «Они тоже нас победили?»; после шестидневной войны 1967 года Синай был возвращен под суверенитет Египта в обмен на полную демилитаризацию ее территории, что гарантировало безопасность Израиля))

Переговоры часто использовались для того, чтобы выиграть время и/или создать условия, обеспечивающие односторонние преимущества, позволяющие в дальнейшем решить спор в свою пользу. В качестве примера можно привести Минские соглашения, переговоры по которым и подписание которых нужны были западным странам для подготовки украинской армии к войне с Россией. Переговоры и подписание межтаджикского мирного соглашения между правительством и вооруженной оппозицией позволили не только остановить гражданскую войну, но и в последующем устранить с внутриполитической арены Партию исламского возрождения Таджикистана. Третья, гуманитарная корзина Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе позволили Западу получить рычаги влияния на внутриполитическую ситуацию в СССР. Переговорный процесс между талибами и США, который закончился подписанием Соглашения о восстановлении мира в Афганистане 20 февраля 2020 года, предусматривавший вывод войск НАТО, создал благоприятные условия для захвата власти вооруженной оппозицией. В прошлом веке США пошли на переговоры и подписание Женевских договоренностей в 1988 году для того, чтобы позволить Советскому Союзу вывести свои войска из Афганистана и затем свергнуть правление Наджибуллы. В свою очередь Советскому Союзу женевские дипломатические переговоры позволили обеспечить планомерное возвращение войск на родину без потерь.

Интересной в смысле изучения переговорного процесса является книга «Из Афганистана. Внутренняя история вывода советских войск («Out of Afghanistan. The Inside Story of the Soviet Withdrawal»). У меня есть ее электронная версия на английском языке. Её авторами являются Диего Кордовес и Селиг С. Харрисон (Diego Cordovez and Selig S. Harrison).  Первый - бывший заместитель генерального секретаря ООН по политическим вопросам, вел переговоры о выводе советских войск из Афганистана. Другой —  корреспондент и специалист по Южной Азии, в течение шести лет, с 1982 по 1988 годы внимательно следил за посредническими усилиями ООН и заинтересованных правительств и часто критиковал их в своих обзорных статьях в газетах и журналах.  Речь идет о посредничестве Организации Объединенных Наций в переговорах, которые номинально велись между Афганистаном и Пакистаном, но за  которыми стояли соответственно Москва и Вашингтон. Эти переговоры были напряженными, иногда прерывались и, казалось, заходили в тупик.  Диего Кордовес был настолько горд своим успешным участием в урегулировании, что после завершения переговоров, будучи назначенным министром иностранных дел Эквадора, попросил переименовать улицу, на которой он жил в столице в улицу «Афганистан», а его дому присвоить номер «88».

В связи с тем, что Пакистан (и США) не признавали действующую власть в Кабуле и отказался от прямого контакта с афганской делегацией, переговорные команды располагались в разных комнатах одного здания, а обмен информацией, мнениями и позициями осуществлялся через представителя ООН, который поочередно посещал то одну то другую сторону, пытаясь так или иначе влиять на сближение, определение приемлемых временных рамок вывода советских войск и поиск и приемлемых формулировок соглашения. Даже при подписании документов в 1988 году представители афганской и пакистанской делегаций вошли в зал  через разные двери и не общались друг с другом. Как пишет Д.Кордовес в своей книге двадцатиминутная  «холодная церемония подписания напоминала похоронный обряд». Пакистанская делегация отказалась ставить подпись под документами на одной и той же странице с афганской делегацией.

Представитель ООН также осуществлял поочередные визиты («челночная» дипломатия) в столицы всех четырех заинтересованных государств, а также других стран, встречался с неофициальными лицами, способными повлиять на ход переговоров. Представители США и СССР совершали взаимные поездки и посещали столицы Афганистана и Пакистана. И так продолжалось в течение шести лет и двенадцати раундов этих непрямых переговоров. В итоге были подготовлены (на двух, трех или четырех языках: английском, пушту, урду и русском) и подписаны четыре документа. Соглашение между Пакистаном и Афганистаном о принципах отношений, в частности о невмешательстве и отказе от интервенции, Декларация о международных гарантиях, подписанная США и СССР, Соглашение между Пакистаном и Афганистаном о добровольном возвращении афганских беженцев в страну, Соглашение о взаимодействии между Пакистаном и Афганистаном по урегулировании ситуации, связанной с Афганистаном.  Был также подготовлен Меморандум понимания, в котором определялись формы и методы работы представителя Генерального секретаря ООН в Афганистане и его подчиненных по наблюдению за выполнением соглашений.

В последующем, 13 сентября 1991 года в Москве между США и СССР было подписано соглашение о прекращении поставок оружия конфликтующим сторонам в Афганистане с 1 января 1992 года.

Особенность этих переговоров заключалась и в том, что присутствовало не только прямое соперничество двух супердержав, но и стремление манипулировать ими со стороны Афганистана и Пакистана в своих интересах. В частности, афганское руководство стремилось сохранить советское военное присутствие, а пакистанские власти максимально использовать статус «прифронтового» государства, получать военную помощь, улучшить баланс сил с Индией и укреплять свое внутриполитическое положение. Внутри всех четырех стран также существовали соперничающие группировки, которые влияли на их переговорные позиции. Спонсируемые Пакистаном и США группировки афганского сопротивления также преследовали свои собственные цели, накапливая в годы войны огромные количества вооружения для использования в послевоенной борьбе за власть в Афганистане.

Начальные позиции сторон были крайне несовместимы. Первые настаивали на сохранении действующего режима и в последующем создании широко представленного правительства в Афганистане самими афганцами, вторые категорически считали, что соглашение возможно только при устранении коммунистического правительства ДРА и создании коалиционного правительства с участием лидеров вооруженного сопротивления и, возможно, во главе с бывшим шахом Афганистана Захир Шахом, полном выводе советских войск в короткие сроки, симметричном прекращении военной помощи воюющим сторонам в Афганистане (Советский Союз отказывался брать на себя такие обязательства, ссылаясь на ранее подписанные договора о помощи), а также признания афганцами «линии Дюранда» в качестве афгано-пакистанской государственной границы. Афганская сторона категорически не приняла навязываемую пакистанской стороной формулировку «международно признанные границы между двумя странами», нехотя, под давлением Советского Союза, согласившись  на словосочетание «границ друг друга», тем самым стараясь избежать даже косвенного признания «линии Дюранда» или принципа «нерушимости границ». Посреднические же усилия ООН были направлены исключительно на решение международных аспектов афганского конфликта, продвижение идеи создания коалиционного правительства выходило за рамками ее мандата, так как это означало бы вмешательство во внутренние дела этой страны.

В конце концов, соглашение состоялось на том условии, что Советский Союз полностью выводит свои войска в течение девяти месяцев в два этапа (первоначально споры шли о сроках в четыре месяца и три года), США и Пакистан прекращают помощь вооруженной оппозиции, а в Афганистане остается действующий режим, как бы получивший международное признание. Соглашение позволило Советскому Союзу сохранить лицо, сделало вывод войск возможным. Соединенные Штаты, в свою очередь, были готовы позволить режиму остаться у власти только потому, что предполагали, что он будет быстро свергнут вооруженной оппозицией с их помощью.

Современное международное право пытается поставит применение силы вне закона и сделать переговоры главным средством урегулирования возникающих перед государствами проблем, на основе принципа мирного урегулирования споров. Однако в современном турбулентном мире государства вновь возвращаются к военным средствам, что делает переговоры еще более востребованными в интересах сохранения мира и безопасности на основе принципов суверенного равенства государств и добросовестного выполнения обязательств по международному праву. К сожалению, до сих пор нет международной конвенции, посвященной переговорам. Существует только короткая резолюция Генеральной Ассамблеи ООН «Принципы и установки для ведения международных переговоров», принятой 20 января 1999 года и имеющей рекомендательный характер.

Резолюция формулирует семь установок или, можно сказать, принципов, ведения международных переговоров: а) добросовестность; б) участие в переговорах государств, жизненные интересы которых непосредственно затрагиваются обсуждаемыми вопросами; в) цель и предмет переговоров должны соответствовать принципам и нормам международного права; г) следует придерживаться взаимно согласованных рамок переговоров; д) поддерживать конструктивную атмосферу на переговорах и воздерживаться от любых шагов, которые могли бы привести к срыву переговоров или помешать их проведению; е) следует сосредоточить внимание на достижении главных целей переговоров; ж) если переговоры заходят в тупик, государства должны сделать все возможное для достижения взаимоприемлемого и справедливого решения.

Американский ученый Ганс Моргентау в своей книге «Международная политика: Борьба за власть и мир» (Politics among Nations: The Struggle for Power and Peace, 1948 г.) пишет, что дипломатия основывается на четырех составляющих:

1.       На силе, которая действительно или потенциально имеется в распоряжении у государства для достижения целей переговоров.

2.       На силе, которая действительно или потенциально имеется у другого государства для достижения его целей переговоров.

3.       На определении, в какой степени эти различные цели партнеров по переговорам совместимы друг с другом.

4.       На основе этих трех оценок разрабатывать стратегию и тактику переговоров, точно выбирать и использовать пригодные средства и методы их ведения.

В распоряжении переговорщиков имеются три средства: убеждение, компромисс и угроза силой. Все три средства по сути переговоры, включая организацию так называемых прямых горячих линий, срочный созыв Совета Безопасности ООН.

«Дипломатия, - пишет Г.Моргентау, -  заключается в том, чтобы в каждый конкретный момент сделать правильный акцент на одном из этих трех средств, имеющихся в ее распоряжении. Дипломатия, успешно выполняющая свои другие функции, может потерпеть неудачу в продвижении национальных интересов и сохранении мира, если она делает упор на убеждение, когда обстоятельства дела требуют в первую очередь уступчивости и компромисса. Дипломатия, которая кладет большую часть своих яиц в корзину компромисса, когда преимущественно должна быть продемонстрирована военная мощь страны, или которая делает упор на военную силу, когда политическая ситуация требует убеждения и компромисса, также потерпит неудачу». (Сегодня можно приложить эти слова к американской дипломатии в последние три десятилетия, когда в США в начале 2000х годов стали задавать вопрос: почему мир не любит Америку, а сейчас: почему Глобальный Юг не поддерживает внешнюю политику США).

Отсюда разрабатываются стратегии и тактики переговорного процесса, определяются национальные интересы и позиции сторон на данный момент и на перспективу (свободная торговля – таможенный союз – единое экономическое пространство), совершаются те или иные практические действия для изменения условий переговоров (иранцы построили порт и трубопровод от побережья Каспийского моря до Тегерана для продвижения СВОП-операций с нефтью), идет поиск компромиссов и точек согласия, планируются и прогнозируются результаты переговоров, которые длятся годами и десятилетиями. Поэтому каждую отдельную встречу, беседу, каждый раунд нужно рассматривать как составной элемент длительного переговорного процесса.

Таким образом, можно с полной уверенностью сказать, что переговоры это и средство, инструмент и основа современной дипломатии. Через переговоры реализуется внешняя политика государства, разрабатываются, формируются и ведутся международная и мировая политика. Одна из главных целей этой лекции заключается в том, чтобы показать переговоры как длительный процесс, а не (только) отдельная встреча. Крупные проблемы международной жизни не решаются быстро, тем более они не решаются сами собой. Обычно нужны время и активные, терпеливые усилия, чтобы найти их решение.

Особо стоит отметить, что характерная черта переговоров состоит в том, что участниками являются лишь непосредственно заинтересованные государства. Этим они отличаются от иных способов урегулирования споров, которые предусматривают участие третьей стороны (государства, должностного лица международной организации и др.). Такими способами являются посредничество, арбитраж, международный суд.

Пришло время сформулировать определение дипломатических переговоров.

Дипломатические переговоры – это один из основных инструментов реализации внешней политики, альтернатива угрозе или применения силы в международных отношениях – представляют собой многоплановые порою многолетние процессы устного или письменного (посредством дипломатической переписки) двустороннего или многостороннего общения субъектов международного права, обмена мнениями, определения и оценки позиций сторон, достижения взаимопонимания, сближения или сглаживания расхождений, поиска согласия по представляющим взаимный интерес вопросам за счет обмена уступками или достижения компромиссов, выработки и заключения международных соглашений по самым различным проблемам международной и мировой политики, и, наконец, информирования широкой общественности о достигнутых результатах. Это процесс, требующий высокого профессионализма, ума и опыта. Дипломатические переговоры также могут использоваться и для получения информации без намерения прийти к соглашению, маскировки агрессивных замыслов, оказания давления, угрозы силой, формирования коалиций, выигрыша времени и создания преимуществ в международных отношениях.

Переговоры – это тончайшая ткань дипломатии, не терпящая грубого подхода, требующая глубоких знаний предмета разговора, ума и такта в общении с партнером. Они ведутся для того, чтобы найти точки соприкосновения и выявить точки отталкивания между государствами. При ведении переговоров идет непрерывный процесс прощупывания позиций участников. Каковы еще не выявленные возможности партнера и как их совместить с собственными, еще не использованными и не известными партнеру (партнерам) резервами, чтобы поначалу, хотя бы приблизительно, пунктирно обозначить рамки предполагаемой договоренности.

В этом смысле часто говорят, что дипломатические переговоры всегда были искусством. Точнее будет сказать, что переговоры - это сиюминутное творчество, мгновенное реагирование на развитие процесса здесь и сейчас с учетом заранее запланированных целей и учета интереса сторон, многие их (переговоров) ключевые аспекты с трудом поддаются классификации и количественному анализу. Поэтому участнику переговоров приходиться полагаться на интуицию столь же часто, как и на теоретические знания. Дипломату необходимы высокие интеллектуальные способности, чтобы четко и честно определять соотношение интересов сторон, уровень их конфликтности и возможность сближения на основе взаимозависимости. Видеть, заинтересован ли партнер в совместном решении проблемы или ведет переговоры с другими целями, так как видит (возможно ошибочно) лучшую альтернативу переговорному соглашению («Best Alternative To Negotiated Agreement» - BATNA). Например, Украина и Запад в связи с Минскими соглашениями.

Выше уже упоминался французский классический труд по теории и практике дипломатии Антуана Пеке «Рассуждения об искусстве переговоров», вышедший в 1737 году, почти 300 лет назад. Уже тогда, и в более ранние времена, практики и ученые писали о разносторонних и многочисленных качествах, которыми должны обладать дипломаты, послы, или как тогда часто называли их (послов) – министры. Одним из важнейших из них является прозорливость, проницательность или, говоря современных языком, способность к анализу, к прогнозным оценкам.

 «Прозорливость (или проницательность) является одним из необходимейших качеств; на самом деле это природное дарование, но обучение и постоянные размышления способны его усилить и довести до совершенства. Привычка к работе развивает ум и приучает его к построению без каких-либо усилий самых различных комбинаций. Без этого свойства министр вряд ли будет способен почувствовать тонкости некоторых искусно построенных речей, обращенных к нему; постичь значимость предложений, которые ему делаются; осознать цель представляемых ему планов; изыскать в сути самого дела пути его успешного осуществления; парировать ложные аргументы; придумать основательные или яркие ответы; познать характер или ум тех, с кем ведет переговоры; сформулировать предложения, с которыми сам должен выступить; составить письменные документы для вручения кому-либо; отличить ложное сообщение от истинного; разобраться в различных точках зрения людей вокруг него; дать верную оценку поступающим известиям и определить, в какой степени каждому из них можно доверять; хорошо изучить интересы, коими руководствуется двор, с которым он ведет переговоры; наконец, как следует понять истинный смысл указаний, получаемых им от своего собственного двора.

Склонность к размышлениям предпочтительнее по сравнению с бойкостью ума. Приходится однако признать, что (если уж выбирать между двумя крайностями) по большей части медлительность ума менее опасна, чем излишняя живость, о которой мы говорили, ежели эта последняя не сдерживается рассудительностью. Без помощи здравомыслия бойкость ума неизбежно приводит к тому, что человек рано или поздно наталкивается на какое-нибудь серьезное препятствие.

Например, не всегда следует показывать свою сообразительность или выкладывать по поводу какого-либо дела сразу все, что подсказывает воображение, либо поддаваться очарованию прекрасных речей; недостаточно бывает гладко говорить о том, что приходит на ум, или великолепно излагать свои соображения на бумаге; действовать надлежит лишь в подходящий момент, а когда требуется, уметь подавлять в себе искушение сказать или написать что-нибудь; нужно выделять те моменты и ситуации, когда более всего можно надеяться на успех, предпринимать какие-либо шаги всегда с пользой для дела, избегая всякого риска; слушать надо внимательно, а выражаться точно. Так поступает человек рассудительный, и это качество не может его подвести, кроме как в тех случаях, когда он сам ошибочно оценивает фактическое положение дел.»

 Рекомендую будущим и действующим дипломатам обязательно прочитать эту книгу, она хоть   и написана триста лет назад, остается чрезвычайно актуальной и сегодня. Если появиться такое желание, могу направить ее электронный вариант.

Учитывая, что целью переговоров как правило является заключение договоров, переговорщику необходимо четкое и ясное понимание положений Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 года и, в целом, право международных договоров. 

Дипломатические переговоры проводятся путем личных встреч их участников или письмен­но – посредством дипломатической переписки через посольства. Нередко устная и письмен­ная формы переговоров используются параллельно. Обычно двусторонние встречи называют просто переговорами. Переговоры же трех и более государств именуют совещанием. Совещания с участием широкого круга государств называют конференциями. Переговоры могут иметь форму консультаций (которые ограничиваются обсуждением определенных вопросов, обменом мнениями), неформальных рабочих встреч, официальных и государственных визитов, многосторонних переговорных форумов (сессионные или несессионные – Венский конгресс 1815 года, Парижский конгресс 1856 года, Берлинский конгресс 1878 года, Парижская мирная конференция 1919-1920 года и т.д. ), в том числе в рамках межгосударственных организаций.

Все эти формы могут плавно переходить один в другой, например, проект конвенции, подготовленный в рамках организации, передается на рассмотрение дипломатической конференции. В ходе работы конференции и организации осуществляются двусторонние и групповые переговоры.

Переговоры также ведутся через посредников, посредством поочередного посещения им столиц («челночная дипломатия») либо поочередного общения с делегациями, которые не хотят встречаться напрямую даже находясь в одном здании, как это было на Женевских переговорах по афганскому урегулированию.

Дипломатические переговоры ведутся как правило много лет и включают ряд этапов.

Переговорный процесс по делимитации сухопутной государственной границы Республики Казахстан по всему периметру (13 349 км.) длился с 1992 по 2005 гг., 13 лет. Группа казахстанских дипломатов, непосредственно занимавшихся этими переговорами, подготовила под общей редакцией К.К.Токаева книгу «Правда о государственной границе Республики Казахстан», которую я рекомендую вам обязательно прочитать. Другие же страны региона все еще ведут переговоры и до сих пор не могут завершить международно-правовое оформление своих границ.

Дипломатические переговоры между Россией и Украиной по определению судьбы Черноморского флота от начала в 1992 году до обмена ратификационными грамотами в 1999 году заняли восемь лет и сопровождались всплесками эмоций и драматическими событиями. Решение проблемы раздела флота была найдена в тесной увязке с заключением общеполитического договора о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между, который был важен для Киева из-за признания Россией территориальной целостности, включая Крым, и нерушимости границ Украины. Хотя в начале переговорного процесса украинская сторона имела намерение подписать только общеполитический договор и оставить в подвешенном состоянии решение проблемы Черноморского флота. Об этом сложном комплексном процессе переговоров можно прочитать в статье Дубинина Ю.В. «как была заложена правовая  основа российско-украинских отношений по ссылке . https://mgimo.ru/files/44903/33824.pdf Эту статью также можно найти и скопировать в подготовленной мной хрестоматии по теме «Дипломатические переговоры».

При этом, конечно, это не отрицает, что каждая встреча с целью переговоров имеет свои этапы планирования, разработки замысла, определения целей, стратегии и тактики их ведения,  организационно-технической подготовки встречи. Здесь также хотел бы особо отметить, что нужн отличать дипломатические переговоры от дипломатической беседы как одной из форм повседневной дипломатической работы.

Основными задачами подготовки к каждой встрече являются. Анализ проблемы на данном этапе переговорного процесса, который включает оценку собственных интересов и интересов партнера. Определение переговорной концепции и позиции («красных линий»), альтернатив решения проблемы (запасных позиций) или не достижения согласия. Разработка возможных проектов итоговых документов, проектов сообщения для прессы, подготовка справочных информационных материалов, формирование досье. Проведение переговоров о переговорах: согласование вопросов о времени, месте и предмете переговоров, возможной повестке дня, процедуры и регламента переговоров. Подготовка предложений по составу делегации, проезду и размещению, протокольным мероприятиям.       

Взаимное зондирование намерений, позиций участников переговоров совершается с большой осторожностью, постепенно, многоступенчато. Только опыт, интуиция подскажут и выбор момента – кому приоткрыться первым, и размеры этого приоткрытия – насколько двинуться навстречу другой стороне (сторонам) в переговорах. Как правило, такое «приоткрытие», предвещающее возможность уступки, осуществляется в высказываниях весьма обтекаемых, чтобы в случае отсутствия взаимности со стороны партнера (партнеров) не связывать себя по крайней мере формально. Оно осуществляется дозированно в целях обеспечения взаимности, сохранения баланса интересов и возможностей на каждой стадии переговоров.

В самой уступке затаен эффект неожиданности, расстраивающий позиции партнера (партнеров). Точно рассчитанная уступка – это не вынужденный отход назад, не отступление, а маневр в стратегии наступления в другой части переговоров, по другим формулировкам.

Может быть, один из самых существенных компонентов искусства дипломатических переговоров состоит в умении произвести разбивку пускаемой в оборот позиции – от ее максимума до минимума (определенного установками правительства) на возможно большее число промежуточных ступеней, подпозиций. Чем больше таких подпозиций-предложений, тем богаче диапозон поиска согласия, тем многообразнее собственные возможности и шире возможности у партнеров. Диапазон переговоров как бы расширяется и облегчает поиск общеприемлемого результат для участников переговоров.

Точно выверенные и всегда нелегкие компромиссы, баланс интересов, являющийся выигрышем для всех участников, для дела мира и международной безопасности, - таков основополагающий подход дипломатии в переговорам. И только такой подход дает возможность государствам разрешать разногласия и споры не силой, не угрозами применения силы, а мирными средствами, за столом переговоров.

Профессиональное качество дипломата – умение искать договоренности и компромиссы, баланс интересов за счет взаимных уступок, в том числе расширением переговорного пространства и новых подходов. Им приходится делать это постоянно, поскольку любые переговоры предполагают взаимные уступки. Приходится выбирать и между вариантами различных тактических решений, и между кратко и долгосрочными целями, и между практическими интересами и нематериальными ценностями. Дипломатия в целом по определению компромиссна.

Принятие многочисленных компромиссных решений требует дисциплины – самоконтроля, сдержанности и тщательного анализа исходных предпосылок. Используя знание истории и профессионального опыта, дипломаты должны научиться мыслить нешаблонно и всегда быть готовыми пересмотреть сложившиеся представления. Мудрость, умение искать компромиссы и соблюдение дисциплины остаются важнейшими профессиональными качествами дипломата.

Безусловно, чтобы эффективно, результативно реализовать эти профессиональные качества необходимо глубокое знание и понимание технологии ведения переговоров, выявления и уточнения интересов партнеров, умение задавать вопросы и отвечать на вопросы. Вопросы могут быть открытыми (прямыми), полуоткрытыми (альтернативными) и закрытыми (интерпретационными), т.е. косвенными. Можно назвать такие оттенки вопросов: вопросы-мостики, вопросы-фильтры, информационные вопросы, контрольные вопросы, подтверждающие вопросы, ознакомительные вопросы, встречные вопросы, направляющие вопросы, заключительные вопросы.

Не менее важно обладать умением аргументировать свою позицию, доказать ее верность и полезность и для партнеров, привести контраргументы на предложения другой стороны, сохраняя при этом сдержанность, рассудительность, спокойно встречая психологическое давление партнера по переговорам, что очень важно при ведении длительных и напряженных переговоров, которые зачастую проводятся в обстановке нервозности.

При этом, в зависимости от обстановки и личных особенностей партнеров используются различная тактика аргументации, ее дозирование, выдвижение требований по нарастающей, в последнюю минуту. Апелляция к длительным отношениям, к общественному мнению, разделение проблемы на отдельные составляющие и постепенное повышение сложности обсуждаемых тем. Поиск развязок в неформальной обстановке.

Агрессивная манера ведения переговоров предполагает выдвижение ультимативных требований, дача заведомо ложной информации, фальсификация или умолчание фактов, блеф, дезориентация, маскировка своих истинных целей.

При необходимости используется временной фактор, затягивание, прерывание и возобновление переговоров, обсуждение исключительно выгодных для себя вопросов, пакетный подход и увязка различных вопросов, перенос какого-либо вопроса на более позднее время.

Так или иначе наступает итоговый этап переговоров и поиска формулировок в текст итогового документа, устраивающих все стороны, или придания им форм «конструктивной неопределенности», обеспечивающих компромисс или нивелирование разногласий и тупиков в переговорном процессе.

 Расскажу как описывает переговорный процесс советский дипломат А.Г. Ковалев в своей книге «Азбука дипломатии».

В большинства случаев договоренность, соглашение являются результатом взаимных уступок: каждая сторона проходит свою часть пути навстречу другой. Поэтому, прежде чем будет поставлена подпись под соглашением, партнеры по переговорам стараются выяснить степень заинтересованности другой стороны в этом соглашении, размеры ее готовности пойти на компромисс.

Поясним этой схемой. Пункт «А» и пункт «Б» - исходные позиции сторон, то есть те предложения, с которыми они пришли на переговоры.

Если участвующие стороны стремятся к результативности переговоров (а опыт говорит, что такое стремление присуще далеко не всегда) и ни одна из них по сложившемуся соотношению сил не рассчитывает на капитуляцию другой, то они не могут надеяться на достижение соглашения соответственно на пункте «А» и «Б». Соглашение состоится тогда, когда стороны встретятся где-то на отрезке между пунктами «А» и «Б», в точке «С». Но где будет находиться эта точка «С» - посредине, ближе к пункту «А» или к пункту «Б»? Заранее это предсказать невозможно. Местоположение этой точки явится результатом напряженной работы: столкновения позиций и аргументов, маневрирования, дипломатического искусства, проявленного входе этой борьбы.

На следующей стадии переговоров, когда стороны уже выявили часть своих запасных позиций и произошло их некоторое сближение, они находятся в пунктах «А1» и «Б1».

Переговоры продолжаются, но напряженность растет – стороны заявляют, что каждая из них уже сделала все, чтобы пойти навстречу пожеланиям другой, возникает тупик в переговорах. Но идут поиски новых точек соприкосновения, компромиссов и на нашем отрезке мы уже можем отметить пункты «А2» и «Б2».

Достижение соглашения стало еще вероятнее, но чем ближе неведомая точка «С», тем труднее партнерам продвигаться навстречу друг другу, тем короче их шаги к искомой точке «С». Это вполне понятно, ибо они одновременно все дальше отходят от своих исходных позиций – пунктов «А» и «Б».

Снова возникают тупики в переговорах, снова партнеры делаю шаг, полшага, четверть шага навстречу соглашению и, наконец, сходятся в пункте «С».

Этот сложный процесс борьбы, взаимного прощупывания, поисков компромиссов, когда соглашения еще нет, но оно, что называется, уже висит в воздухе, выглядит довольно просто, если он для наглядности вычерчивается на бумаге, тем более при помощи прямой линии, и точка «С» обозначается где-то посредине между исходными позициями. В реальны же переговорах, эта условно взятая линия гораздо чаще состоит из зигзагов, причем не обязательно она непрерывна. Переговоры иногда проводятся за один прием, а иногда этапы переговоров отделены друг от друга значительными паузами.

Как только мы переведем графическую схему на язык политики, станет ясным, что в мире, каков он есть (а разумная дипломатия имеет дело именно с реальностями такого мира), переговоры за закрытыми дверями – в ряде случаев вещь неизбежная и даже полезная, поскольку являются самыми короткими и надежными путями преодоления разногласий, обстановка конфиденциальности облегчает достижение взаимоприемлемого решения. К примеру на открытом первом этапе переговоров Совещания по безопасности и сотрудничеству на уровне министров иностранных дел состоялось закрытое заседание, посвященное согласованию коммюнике. Не были опубликованы также «рекомендации» (инструкции), принятые министрами иностранных дел, для дальнейшей работы совещания на втором этапе.

Кстати, слово «разрядка», с которым ассоциируется ОБСЕ/СБСЕ, впервые была найдено во время разработки советско-французской декларации, подписанной во время визита президента Франции Ш. де Голля 30 июня 1966 года. В декларации говорилось: «Оба правительства согласны в том, чтобы считать, что проблемы Европы должны быть прежде всего рассмотрены в европейских рамках. Они высказались за то, чтобы государства континента прилагали усилия к созданию условий, необходимых для соглашений, которые следует заключить и, в частности, чтобы была установлена атмосфера разрядки между всеми странами Запада и Востока, поскольку такая атмосфера благоприятствовала бы сближению и согласию между ними и, следовательно, рассмотрению и урегулированию возникающих проблем».

Созданию атмосферы разрядки и подготовки текста итогового документа ОБСЕ в Хельсинки в августе 1975 г. способствовали и предшествовали подписание договора СССР и ФРГ, а также последующих договоров между ФРГ и Польшей, ФРГ и Чехословакией, ФРГ и ГДР, а также соглашение о Западном Берлине.

Советский дипломат Ковалев А.Г. в своих мемуарах «Азбука дипломатии» рассказывает о длительном переговорном процессе подготовки созыва Общеевропейского совещания и работе над проектом Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, заключенного в Хельсинки в 1975 году. Об этом мы поговорим на следующей лекции «Технология ведения переговоров». Рекомендую вам найти его книгу в интернете, скачать и обязательно внимательно прочитать. В ней лаконично и в то же время очень емко и наглядно изложена теория и практика дипломатических переговоров. У меня есть электронная версия 4-го издания, могу направить по почте, если кто-либо обратится с такой просьбой.

                Сейчас же расскажу о том, как американская дипломатия вела переговоры по формированию коалиции в связи со вторжением Саддама Хусейна в Кувейт в августе 1990 года. Об этом пишет в своей книге «Невидимая сила» американский дипломат Уильям Бёрнс (ныне директор ЦРУ), принимавший в них непосредственное участие. Можно сказать, что в целом это книга дает ясное представление о том, что дипломатия основана на переговорах. Термин «челночная» дипломатия также говорит об этом.

В ноябре 1990 года госсекретарь Бейкер менее чем за три недели совершил длительную поездку, посетив 12 стран на трех континентах. Основная цель турне состояла в том, чтобы добиться поддержки жесткой резолюции СБ ООН и разрешения применения силы в случае, если Саддам не выведет полностью и безоговорочно свои войска из Кувейта. Он добился существенной поддержки, обеспечившей принятие 29 ноября 1990 г. резолюции 678 СБ ООН, разрешающей использование «всех необходимых средств» в случае, если Саддам не выведет свои войска из Кувейта до 15 января 1991 года. СССР присоединился к США и 10 другим странам, проголосовавших за принятие резолюции. Китай воздержался (в тот раз в Пекин Бейкер не залетал) . Куба и Йемен проголосовали против принятия резолюции. Бейкер , который провел в Сане несколько часов, разговаривая с президентом Йемена, предупредил Али Абдаллу Салеха, что его отказ проголосовать за принятие резолюции «обойдется Йемену очень и очень дорого». Госсекретарь не шутил. Когда Салех отказался поддержать резолюцию, государственный департамент мгновенно добился сокращения помощи Йемену на 90%.

                Саддам сразу же отверг ультимату СБ ООН, но согласился на встречу Тарика Азиза с Бейкером в начале января в Женеве. Это была последняя возможность мирного разрешения конфликта. Угроза войны нарастала в каждым днем. К ирако-кувейтской границе были стянуты войска общей численностью более 500 000 человек.

                Возникали опасения, что Саддам использует встречу в Женеве для того, чтобы через Азиза предложить частичный вывод войск с сохранением контроля над спорными приграничными нефтяными месторождениями, что противоречило бы условиям, зафиксированным в резолюции СБ ООН, а также грозило потерей поддержки Конгресса и раскола коалиции. СССР и другие страны, возможно, стали бы настаивать на временном прекращении военных действий, и в итоге созданная с таким трудом коалиция была бы развалена. (Здесь следует сказать, что Е.Примаков предпринимал усилия, чтобы предотвратить военные действия).

                Бейкер, как обычно, готовился к встрече самым тщательным образом. Вопросы, которые предлагалось обсудить, детально прорабатывались с Вашингтоном. В течение всего перелета в Женеву шла работа над окончательной версией документа. Бейкер никогда не цитировал подготовленные тезисы дословно, но на этот раз, учитывая сложность ситуации, решил строго следовать разработанному сценарию. Он практически выучил наизусть свои краткие вводные замечания, которые заканчивались предупреждением, что Саддаму дается «последний шанс решить дело миром», и выражением надежды на то, что Азиз это понимает. Даже его рукопожатие с иракским министром иностранных дел через стол в начале встречи было продумано заранее – госсекретарь решил не улыбаться, как это принято на дипломатических мероприятиях, а сохранить перед камерами суровое выражение лица.

                Бейкер должен был вручить Азизу письмо, адресованное Саддаму. Это было длинное послание от Буша, в котором президент США среди всего прочего давал понять, что в случае применения Ираком химического или какого-либо другого оружия массового уничтожения Соединенные Штаты оставляют за собой право использовать любое имеющееся в их арсенале оружие. Бейкер кратко изложил Азизу содержание письма, но тот отказался принять и прочесть его, видимо, не уверенный в том, какова будет реакция Саддама, если он привезет ему этот ультимамум (Сталин не принял предложение Черчилля о сферах раздела влияния в Восточной Европе, написанное на салфетке). По окончании встречи, не добившись ни малейших уступок от Ирака, Бейкер выступил перед многочисленным собранием представителей мировых СМИ. Он начал с сожаления, что «сегодня на переговорах, продолжавшихся более шести часов, я не услышал ничего из того, что говорило бы о готовности Ирака выполнить какие-либо условия, указанные в резолюции СБ ООН». Война становилась неизбежной. В итоге 16 января, сразу после истечения срока, установленного СБ ООН США начали массированную воздушную атаку на Багдад.

                Из книги Уильяма Бёрнса «Невидимая сила. Как работает американская дипломатия» о секретных переговорах между США и ИРИ по иранской ядерной программе

                Первая встреча состоялась в Маскате в феврале 2013 года между первым заместителем Госсекретаря США У.Бёрнса и заместителем министра иностранных дел ИРИ Али Асгаром Хаджи при посредничестве Омане

                В марте 2009 г. президент США направил иранцам видеообращение, поздравив иранский народ и правительство страны с праздником Навруз, именуя Иран Исламской Республикой, тем самым пытаясь осторожно сигнализировать об отсутствии намерения принуждать Иран к смене режима. Он указывал на готовность Соединенных Штатов к «честному диалогу, основанному на взаимном уважении». Реакция простых иранцев в основном была положительной. Лидеры страны, и особенно Верховный руководитель, отнеслись к поздравлению с обычным скептицизмом.

                В начале мая президент направил длинное секретное послание аятолле Хаменеи. Письмо было написано таким образом, чтобы соединить почти несоединимое – с одной стороны, смысл послания должен был быть выражен достаточно четко, но, с другой стороны, так, чтобы в случае утечки информации письмо не привело к проблемам и разногласиям. Обама в целом усилил сигналы, посланные в поздравлении с праздником Навруз. Он прямо заявил о своем твердом намерении воспрепятствовать созданию Ираном ядерного оружия и поддержке позиции «Группы 5+1», не возражающей против реализации иранской программы использования атомной энергии в мирных целях. Он также ясно дал понять, что политика его администрации не преследует цель смены режима в Иране, и указал на свою готовность к прямому диалогу. Верховный лидер Ирана ответил несколько недель спустя, тоже пытаясь соединить несоединимое. Его послание было довольно туманным, но не слишком жестким или резким – во всяком случае по меркам иранской революционной риторики. Хотя в письме не содержалось четкого ответа на предложение президента о прямом диалоге, мы тем не менее сочли его серьезным подтверждением готовности Ирана к участию. Президент Обама ответил быстро. В коротком письме он предложил создать секретный двусторонний канал для переговоров, предложив в качестве эмиссаров меня и Пунита Талвара – высокопоставленного сотрудника аппарата Совета национальной безопасности.

                Этот импульс (слабый, но до некоторой степени даже впечатляющий, учитывая обычные мытарства при контактах с Ираном) мгновенно угас, когда иранские президентские выборы в июне превратились в кровавую бойню. ... Публичная реакция Белого дома вначале была сдержанной – не столько из-за боязни подорвать наметившийся прогресс в организации переговоров, сколько в связи с призывом лидеров «Зеленого движения» не душить их в объятиях, чтобы не дать режиму повода называть их марионетками США.

                В начале лета 2009 года иранцы направили в МАГАТЭ официальное уведомление о том, что Тегеранский исследовательский реактор (ТИР), на базе которого производились медицинские изотопы, почти исчерпал запасы топливных пластин из высокообогащенного (20%) урана, поставленных аргентинцами в 1990-х гг. Смысл документа был понятен: или эль-Барадеи находит другого поставщика, или иранцы сами будут обогощать ядерное сырье и, таким образом, продвинутся по пути создания высокообогащенного оружейного урана.

                В этой связи рассматривалась идея поставить Ирану топливные пластины, не представляющие угрозы с точки зрения использования в целях обогащения ядерного сырья и создания ядерного оружия, в обмен на соответствующее количество сырья – низкообогащенного (5%) урана и, тем самым, лишить Иран возможности его обогащать. Предложение было доведено до иранской стороны во время одного из заседаний в «Группе 5+1»[1] в сентябре 2009 года. Иран вначале был готов пойти на такую сделку, Россия обещала поставить топливные пластины, получая от иранцев низкообогащенные ядерные материалы. Но в последующем Иран отказался от этой сделки, в феврале 2010 года объявив, что начал производить высокообогащенный (20%) уран якобы для ТИР. В мае Бразилия и Турция предприняли шаги, чтобы спасти предложение по ТИР и предотвратить принятие новой серии санкций против Ирана. Но было уже поздно, в этой связи США ужесточила позицию, инициировав резолюцию СБ ООН 1929, принятую в июне 2010 года.

                Султан Омана Кабус предлагал посреднические услуги для налаживания секретных переговоров между США и ИРИ. Главным посланником султана выступал его советник Салем бен Насер эль Исмаили. В начале июля 2012 года в Маскате состоялась первая американо-иранская встреча на среднем уровне, иранцы на ней работали в основном «в режиме приема». Особенно их волновал щекотливый вопрос об их «праве» на обогащение ядерного сырья – в Договоре о нераспространении ядерного оружия этот вопрос  был сформулирован не совсем четко. Американцы дали понять: вопрос стоит о том, что готовы сделать сами иранцы, чтобы снять серьезные опасения мирового сообщества, а не наоборот.

                Затем был период президентских выборов в США и только весной американцы вернулись к вопросу налаживания секретного канала переговоров, наряду с «Группой 5+1».

                1 марта 2013 года начались первые секретные переговоры под Маскатом. Накануне вечером американская команда обсудила тактику начала переговоров и распределении ролей и обязанностей. Они не ждали много, но после нескольких месяцев дебатов и планирования рады были наконец приступить к делу.

                «Салем, глава королевского двора и начальник оманской разведки приветствовали обе делегации, когда мы входили в конференц-зал с панорамными видами на море. Я обменялся рукопожатием с Хаджи и его коллегами. В зале находились Реза Забиб, начальник Североамериканского управления иранского министерства иностранных дел; Давуд Мохаммадниа из министерства внутренней безопасности; представитель иранского агентства по атомной энергии; великолепный переводчик, и, как я всегда подозревал, многочисленные прослушивающие устройства, записывающие наши переговоры. Мы расселись друг напротив друга за длинным столом, слишком взволнованные ответственностью момента, чтобы наслаждаться видом из окна или радоваться началу переговоров. Оманцы, расположившиеся во главе стола, сказали несколько напутственных слов и удалились. Повисло неловкое молчание.

                Я первым нарушил молчание, спросив Хаджи, что он хотел бы обсудить в первую очередь. Он предоставил право выбора мне. Стало ясно, что иранцы хотят сначала прощупать почву. Я кратко изложил основные пункты, согласованные с президентом в Зале оперативных совещаний Белого дома несколько дней назад, старясь говорить уважительно, но твердо. Я сказал, что начавшиеся переговоры – важное событие для обеих сторон, редкая возможность поговорить напрямую и конфиденциально. Мы не питаем иллюзий относительно того, насколько трудным будет этот разговор. Хотя мы не ставим перед собой задачу кого-либо обвинять или учить, между нами пролегло глубокое взаимное недоверие, а также долгая история нарушения Ираном международных обязательств, вызывающая обеспокоенность мирового сообщества. Слишком много вопросов остается без ответов; слишком много обнаруживается нестыковок между реальными потребностями программы использования атомной энергии в мирных целях и скоростью и непрозрачностью усилий Ирана в области обогащения ядерного сырья; и слишком часто иранцы игнорируют требования, четко сформулированные в нескольких резолюциях Совета Безопасности ООН. Серьезное и растущее беспокойство вызывает возможность быстрой тайной конверсии иранских мощностей по обогащению ядерного сырья для производства высокообогащенного оружейного урана. Эта возможность составляет суть обсуждаемой проблемы и обуславливает стоящую перед ними дилемму.

                Ядерная проблема не сводится к разногласиям между Ираном и Соединенными Штатами. Она касается и «Группы 5+1», и, шире, всего мирового сообщества. Я повторил положение послания Обамы Верховному руководителю Ирана о том, что политика Соединенных Штатов не нацелена на смену иранского режима, но мы полны решимости помешать Ирану завладеть ядерным оружием. Надеяться на дипломатическое разрешение проблемы можно только в том случае, если Иран осознает глубину международной озабоченности и примет соответствующие меры. Я еще раз повторил, что, если Иран не сможет воспользоваться открывшейся перед нами призрачной возможностью, это повлечет за собой негативные последствия и повысит риск военного конфликта.

                Ключевым условием успеха наших дипломатических усилий является готовность Ирана принять серьезные конкретные меры, способные убедить всех нас в  том, что гражданская ядерная программа не будет преобразована в программу производства оружейного урана. Если Иран готов это сделать, продолжал я, мы готовы рассмотреть вопрос о том, возможно ли продолжение реализации иранской программы обогащения ядерного сырья в рамках всеобъемлющего ядерного соглашения и если да, то на каких конкретных условиях. Это соглашение будет предусматривать принятие Ираном множества серьезных долгосрочных обязательств, строгие процедуры проверки и меры контроля. Если в конечном счете устраивающее все стороны соглашение будет заключено, Соединенные Штаты будут готовы потребовать отмены всех санкций, принятых в связи с иранской ядерной программой, - как наложенных ООН, так и введенных в одностороннем порядке. Этот процесс, должен, видимо, проходить поэтапно, причем на первом этапе должны быть сделаны практические шаги, обеспечивающие атмосферу доверия, необходимую для постепенного продвижения в всеобъемлющему соглашению.

                В заключение я отметил, что в обеих столицах имеет место огромный скептицизм. Я в основном разделяю его, но, если фетва Верховного руководителя, направленная против ядерного оружия, серьезна, не вижу ничего невозможного в том, чтобы найти дипломатический путь к прогрессу и доказать, что скептики ошибаются. Мы, разумеется, готовы попробовать сделать это.

                Пока я излагал эти пункты, Хаджи и его коллеги слушали и делали подробные записи. Время от времени я ловил на себе их пристальные взгляды. Иногда они качали головами, но не прерывали меня. В Омане иранцы наконец-то начали вести себя иначе – их позиция разительно отличалась от доктринерской, обструкционистской позиции делегации на переговорах с «Группой 5+1», возглавляемой Джалили. Они были профессионалами, главным образом карьерными дипломатами, и было нетрудно почувствовать разницу и в стиле их работы,  в серьезности подхода.

                Когда я закончил, слово взял Хаджи. Он говорил взвешенно – даже когда излагал длинный и хорошо известный перечень обид на американскую политику. Он резко высказался о несправедливости резолюций СБ ООН, об убийствах иранских ученых-ядерщиков и настойчивых публичных заявлениях США о том, что они «не исключают любого варианта развития событий». Руководитель иранской делегации выразил возмущение риторикой США об использовании в отношениях с Ираном «палки и морковки».

                Повысив голос, он воскликнул:

                - Иранцы не ослы!

                Хаджи мало что сказал по существу дела, хотя подчеркнул, что «хочет смотреть в будущее». Члены иранской делегации явно приняли во внимание мое жесткое предупреждение относительно программы обогащения урана, но они хотели (и, вероятно, ожидали) большего. Хаджи утверждал, что Иран будет «любой ценой» отстаивать свое «право» на полный цикл производства ядерного топлива, включая обогащение урана. Мы снова и снова возвращались к этому пункту, подчеркивая свою убежденность в том, что такое право в явной форме не предусматривается Договором о нераспространении ядерного оружия. Проблема, созданная вызывающим поведением Ирана, заключалась лишь в том, что международное сообщество все сильнее сомневалось в намерениях Ирана развивать гражданскую ядерную программу, не стремясь использовать ее для создания атомного оружия. Развеять эти сомнения мог только сам Иран. Постоянные ссылки на воображаемые права ни к чему нас не привели.

                Первая из нескольких наших бесед с Хаджи с глазу на глаз состоялась после вводного пленарного заседания. Он был открыт, но осторожен. Руководитель иранской делегации признал: его радует, что мы наконец можем поговорить напрямую. Он почти умолял признать право Ирана на обогащение урана, ссылаясь на то, что без этого будет трудно продолжать совместную работу. В какой-то момент он вытащил толстую стопку бумаг – якобы записи бесед оманцев с рядом американцев, в том числе конгрессменов, признающих право Ирана на обогащение урана. Я объяснил, что в нашей политической системе члены Конгресса не могут выступать от имени президента. Еще раз изложив нашу позицию, я выразил уверенность, что эти цитаты вырваны из контекста или из самых лучших побуждений представлены оманцами в нужном свете. Я также подчеркнул, что, если мы хотим успешно начать процесс переговоров, следует сосредоточиться прежде всего на практических вопросах.

                Следующие несколько дней мы провели, по сути снова и снова возвращаясь к уже сказанному. По вечерам мы беседовали с Хаджи, прогуливаясь вокруг здания офицерского клуба. Джейк и другие мои коллеги тоже общались с членами иранской делегации. Иранцы с обидой в голосе утверждали, что ядерная программа как таковая – всего лишь недоразумение, что они никогда не нарушали никаких обязательств, не стремились к созданию атомной бомбы и всегда соблюдали нормы международного права. Они сетовали на несправедливость санкций и требовали их отмены. Мы твердо отвечали, что мы не продвинемся вперед на переговорах, пока иранцы не поймут, что столкнулись с серьезным кризисом доверия – не только со стороны Соединенных Штатов, но и широкого международного сообщества.

                З марта, к концу заключительной сессии, мы с Джейком прямо заявили иранцам, что, если они не понимают необходимости принятия ими серьезных мер, мы не видим большого смысла в продолжении секретных переговоров. Мы сказали, что иранцы оторвались от реальности и забыли, что не играют на том же стадионе и даже не занимаются теми же видами спорта, что и международное сообщество, возмущение которого растет.

                Перед закрытием последнего совещания Забиб обратился к нам со страстным призывом. Он вспомнил, что во время своей поездки в Нью-Йорк несколько лет назад видел в аэропорту JFK рекламный щит. Немного коверкая английскую грамматику, он сказал, что на нем было написано «Think the Big» («Мысли масштабно»).

                - Именно это вы, американцы, и должны делать», - сказал он. – Мыслите масштабно, д умайте о главном, и дело пойдет на лад.

                ...работать в режиме прямого диалога со всеми его «атмосферными помехами» было куда проще, чем в стерильной обстановке переговоров в формате «Группы 5+1», - во всяком случае это позволяло избежать ненужной полемики, перевести разговор в практическое русло и, кроме того, давало больший простор для творчества.

                В июне 2013 года президентом ИРИ был избран Хасан Рухани. На краткое поздравительное послание президента Обамы Рухани ответил быстро и доброжелательно. Он вступил в должность 4 августа, а через два дня публично объявил о готовности возобновить переговоры с «Группой 5+1». Кроме того, иранцы сообщили оманцам, что хотели бы возобновить работу секретного канала. Контакты Салема в Тегеране тем летом подтверждали серьезность этих намерений. Мы согласились снова встретиться в пляжном комплексе в Омане в начале сентября. Американская делегация получила четкие инструкции, напечатанные на 14 страницах через один интервал.

                На этот раз иранскую делегацию возглавляли два заместителя министра иностранных дел – Маджид Тахт-Раванчи и Аббас Арагчи. Оба получили ученые степени на Западе: Тахт-Раванчи – в Канзасском университете в США, а Арагчи – в Кентском университете в Соединенном королевстве. Оба были суровыми иранскими патриотами, скептически относились к поддержанию деловых отношений с американцами и жестко отстаивали свои позиции. Но, как оказалось, они также умели проявлять гибкость и решать проблемы творчески. За долгие часы, пока продолжались наши беседы, мы испытали весь спектр эмоций, пытаясь найти приемлемые решения, - мы даже иногда стучали кулаком по столу, выходили из комнаты и даже шутили над своим затруднительным положением. Хотя доверие в отношениях между американцами и иранцами всегда было дефицитным товаром, я проникся серьезным профессиональным уважением к Тахт-Раванчи и Арагчи. Однако я опасался проявлять его открыто, боясь повредить их карьере.

                Тахт-Раванчи и Арагчи были профессиональными дипломатами, а не идеологами, но это не значит, что они не были глубоко преданы Ирану, не гордились революцией и не были полны решимости продемонстрировать способность отстаивать свои позиции на дипломатической арене. Они часто ссылались на трудности, с которыми сталкивались у себя дома, а иногда доверительно рассказывали, что Верховный руководитель только и ждет, чтобы сказать «А я вам говорил», и доказать, что американцам нельзя доверять и что Обама так же заинтересован в смене режима, как и Джордж Буш-младший.

                С самого начала атмосфера сентябрьского раунда переговоров сильно отличалась от атмосферы мартовской встречи. Она была более свободной и раскованной. Переговоры велись на английском без переводчика, что намного облегчало обсуждение и придавало ему неофициальный характер. Тахт-Раванчи и Арагчи общались с нами без напряжения. Они старались соблюдать осторожность и не нарушать полученных ими инструкций, но не стеснялись снова и снова возвращаться к обсуждаемым вопросам как на официальных пленарных заседаниях, так и в беседах в узком составе. В первый же день они согласились, что процесс, включающий два этапа, - самое удачное решение. Мы обсудили структуру всеобъемлющего соглашения в целом, но быстро пришли к согласию, что на первом этапе не стоит выходить за рамки обсуждения общих принципов, иначе процесс застопорится. Большую часть времени мы посвятили вопросу о том, что необходимо сделать для разработки промежуточного временного соглашения сроком на полгода. Иранцы хорошо усвоили то, о чем мы говорили с Хаджи. Хотя они регулярно возвращались к проблеме «права» на обогащение  ядерного сырья, в целом они принимали нашу позицию и не зацикливались на этом пункте – по крайней мере на этом этапе.

                Вскоре сложился и формат переговоров по секретному каналу. Мы начинали с пленарного заседания, на котором присутствовало по пять представителей обеих сторон, а затем переходили к беседам в узком составе, иногда с глазу на глаз. Тахт-Раванчи и Арагчи чаще всего беседовали со с мной и Джейком, а наши коллеги  подробно обсуждали множество деталей, касающихся предлагаемых нами ограничений и мер контроля, а также ослабления санкций, которые больше всего заботили иранцев.

Самая сложная задача, стоящая перед нами, заключалась в том, чтобы не обмануть ожиданий иранцев относительно степени предлагаемого нами ослабления санкций на срок действия временного соглашения. Мы полагали, что лучшим инструментом частичного ослаблений санкций было бы размораживание иранских нефтяных доходов, поступавших на счета в иностранных банках в объеме примерно $18 млрд. за полгода. Размораживание части этих активов позволило бы сохранить полную архитектуру санкций и рычаги влияния, которые могли понадобиться позже на переговорах по всеобъемлющему соглашению. Неудивительно, что на вопрос о том, что считать «частичным» ослаблением санкций, иранцы смотрели несколько иначе, чем мы. Они упорно настаивали на размораживании всех $18 млрд в обмен на принятие ими ограничений на ядерную программу сроком на полгода. Мы, однако, сразу оговорились, что речь может идти лишь о сумме, не превышающей $4 млрд.

Другая проблема была связана с озабоченностью иранцев тем, до какой степени они могут верить обещанию администрации США в течение полугода не вводить новые санкции, учитывая позицию Конгресса. Их беспокойство нельзя было назвать необоснованным. Мы подробно объяснили, как работает наша политическая система и почему мы уверены, что администрация выполнит свое обязательство, если Иран пойдет на серьезные ограничения ядерной программы в соответствии с обсуждаемыми требованиями. Но иранцев не убеждали наши объяснения – как, впрочем, и нас, учитывая некоторую неустойчивость американской политики.

-                     Лучшее, что мы можем сделать, - сказал я Арагчи, - заключить серьезное всеобъемлющее соглашение и затем строго соблюдать его.

Через несколько лет оказалось, что это были пустые слова.

После этого раунда переговоров стало ясно, что впереди нас ждет долгая и утомительная работа. Однако мы уже видели, что начали понимать друг друга. В ответ на не слишком значительное ослабление санкций мы могли добиться замораживания иранской ядерной программы и полного закрытия отдельных направлений. Рухани и Зариф (Президент и МИД), видимо, хотели показать критикам у себя дома, что способны быстро добиться прогресса и ослабления санкций. В ходе неофициальных бесед и Тахт-Раванчи, и Арагчи не раз напоминали, что в случае преждевременной огласки иранское руководство торпедирует переговоры.

Мы договорились с иранцами о новой встрече в сентябре в Нью-Йорке – открывающаяся вскоре ежегодная сессия Генеральной Ассамблеи ООН могла стать хорошим прикрытием для Тахт-Раванчи и Арагчи, которым предстояло сопровождать Зарифа, а также Рухани, который собирался нанести первый визит в ООН в качестве президента Ирана. В Нью-Йорке менее чем за две недели мы провели четыре раунда переговоров и добились значительных результатов. Вечером 18 сентября, во время первой беседы с Тахт-Раванчи и Арагчи в одном из конференц-залов отеля Waldorf Astoria, мы с Джейком положили перед ними на стол первый черновой проект текста соглашения. Мы очень боялись утонуть в дискуссиях, понапрасну теряя время, но быстро поняли, что дело пойдет быстрее, если пройтись по тексту с ручкой в руках, и что для закрепления достигнутых договоренностей следует фиксировать их на бумаге. 

Арагчи был особенно недоволен нашим упорством в отношении суммы размораживаемых в течение полугода активов. А также нашим настоятельным требованием вывода из эксплуатации ядерной инфраструктуры, чтобы обеспечить уверенность в невозможности запуска замороженных центрифуг. Мы твердо стояли на своем и в течение следующей недели шаг за шагом удаляли скобки спорных формулировок и договаривались о важнейших положениях временного соглашения.

                Сколь бы продуктивными ни были нью-йоркские раунды переговоров, в них тоже было несколько драматических моментов. Когда иранцы спускались из холла в конференц-зал Waldorf Astoria, мы с Джейком вдруг заметили висевшую на стене напротив двери большую обрамленную фотографию шаха, который останавливался в отеле в 1970-х гг. Мы попытались быстро снять ее, но фото было прочно прикреплено к стене. Тахт-Раванчи и Арагчи, кажется, ничего не заметили, когда мы поспешно подтолкнули их к двери. Последнее, чего мы хотели, - оскорбить наших коллег или вдохновить их на 40-минутную речь, посвященную американской поддержке обветшавшего шахского режима.

                Позже на той неделе мы провели еще несколько раундов переговоров за городом, в одном из отелей в Вест-Сайде на Манхэттене, подальше от давки и суматохи, сопровождавших заседания ООН. Иранская делегация без проблем могла незаметно приезжать в отель и уезжать из него. Манхэттен с его людским калейдоскопом был единственным местом, где никто не обратил бы внимания на пятерых парней в белых рубашках, застегнутых на все пуговицы, но без галстуков.

                Успех прямых двусторонних переговоров подготовил почву для первой встречи госсекретаря Керри и Зарифа на полях переговоров на уровне министров в формате «Группы 5+1», состоявшихся в ООН 26 сентября. В ходе получасовой беседы с глазу на глаз они рассмотрели вдохновляющие результаты переговоров по секретному каналу и решили продолжать использовать его. Это были первые полчаса из многих часов встреч с глазу на глаз, переписки и телефонных разговоров Керри и Зарифа; дальнейшие успехи переговоров были достигнуты во многом благодаря сложившимся между ними отношениями и их энергии.

                Между тем Джейк пытался изучить возможность встречи Рухани и Обамы. Вначале мы получали положительные сигналы от Зарифа и иранских посредников, но чем дальше Рухани и его политические советники рассматривали идею, тем больше опасались потенциальной негативной реакции в Тегеране. Рухани уже произвел фурор в ООН, решительно заявив, что, в отличие от Ахмадинежада, признает холокост, и работал вместе с Зарифом, выступая на множестве встреч и раздавая интервью, чтобы полностью изменить лицо иранской дипломатии. Как только иранцы начали давить на нас, выдвигая в качестве предварительного условия даже краткой неофициальной встречи удовлетворение хорошо известного нам требования признать их «право» на обогащение ядерного сырья, стало очевидно, что игра не стоит свеч.

                К немалому нашему удивлению, в последний день пребывания Рухани в Нью-Йорке иранцы сами обратились к нам с предложением организовать телефонный разговор двух президентов. Никаких предварительных условий они не выдвигали. Беседа состоялась, когда Рухани уже следовал на своем автомобиле в аэропорт. Пауза, когда в трубке были слышны лишь длинные гудки, показалась нам длиною в жизнь. Джейк, естественно, волновался. Правильный ли ему дали номер? А вдруг это был розыгрыш и нам ответит какой-нибудь радиоведущий из Канады? Наконец Рухани снял трубку. Они с Обамой дружески побеседовали 15 минут. Обама поздравил Рухани с победой на выборах и подчеркнул, что теперь у них появилась историческая возможность решить ядерную проблему. Учитывая, что разговор, возможно, прослушивается представителями множества спецслужб, Обама говорил о секретных двусторонних переговорах завуалировано. Рухани ответил столь же конструктивно. Финал был почти сюрреалистическим: заканчивая разговор, он по-английски пожелал Обаме «хорошего дня». Едва мерцающая возможность разгоралась все ярче.

                Мы еще дважды встречались в октябре в знакомой обстановке оманского пляжного клуба. Главным источником недовольства иранцев оставался вопрос об ослаблении санкций. Мы твердо стояли на своем, предлагая разморозить на полгода примерно $4 млрд. – значительно меньше, чем иранцы, которые добивались размораживания всех 18 млрд. Кроме того, у нас были серьезные расхождения в вопросе об ограничении работы предприятия по производству тяжелой воды в Эраке, а также по формулировкам в пункте о «праве» иранцев на обогащение ядерного сырья. Стремясь учесть некоторые главные источники беспокойства, на которые указывали критики процесса в формате «Шестерки», мы (с некоторым опозданием) начали настаивать на замораживании не только установки, но и производства новых центрифуг. Это вывело Арагчи из себя.

                -Что еще вы от нас потребуете?! – вскричал он с явным раздражением.

                Мы подробно обсудили с иранцами, как вести себя на новой встрече в формате «Группы 5+1», которая должна была состояться в Женеве в середине октября, в разгар наших переговоров по секретному каналу в расширенном составе в том же месяце. Мы понимали, что приближаемся к точке, в которой два процесса сольются, но мы уже добились поразительных успехов на секретных двусторонних переговорах и считали, что важно посмотреть, как далеко мы продвинемся к концу октября. Арагчи предложил сделать на встрече в Женеве общую презентацию от имени Ирана и обрисовать контуры подхода, включающего два этапа, в том числе заключение временного и всеобьемлющего соглашения. Иранцы не станут останавливаться на деталях, по которым мы достигли предварительной договоренности, а также на положениях, по которым сохраняются разногласия, - они представят лишь общую структуру процесса. К моменту окончания напряженного двухдневного (26-27 октября) раунда переговоров по секретному каналу у нас был проект документа. В нем было всего пять или шесть спорных формулировок, но в целом он уже был похож на серьезный шаг вперед после многих лет пробуксовок в решении иранской ядерной программы. На встрече с султаном Кабусом, состоявшейся непосредственно перед тем, как мы вылетели домой из Маската, я еще раз поблагодарил его за все усилия по организации работы канала.

                Мы были удивлены тем, чтов течение восьми раундов переговоров нам удалось сохранять секретность канала. Мы понимали, что это не может продолжаться долго, учитывая, что по меньшей мере два журналиста уже сопоставили кое-какие факты.

                Новый раунд переговоров в формате «Группы 5+1» (работа этого формата началась в 2005 г.) под руководством Верховного представителя ЕС по иностранным делам и политике безопасности Кэти Эштон должен был начаться 7 ноября в Женеве. Мы сказали иранцам, что сообщим нашим партнерам по «Группе 5+1» о наших прямых двусторонних встречах перед ноябрьской сессией. Они немного занервничали, но поняли, что время пришло. Мы наметили еще один раунд переговоров по секретному каналу на 5-7 ноября, чтобы посмотреть, не удастся ли удалить еще несколько скобок в тексте чернового проекта соглашения перед тем, как мы представим его партнерам по «Шестерке» в качестве основы для ускорения заключения временного соглашения.

                Мы (американцы) долго спорили о том, когда именно следует рассказать о переговорах по секретному каналу нашим ближайшим союзникам. Я буквально разрывался: с одной стороны будучи заместителем госсекретаря, я не один год проработал с коллегами по «Шестерке» и, кроме того, вполне понимал обоснованное беспокойство израильтян и наших партнеров из числа стран Персидского залива, а с другой стороны, отлично понимал, как опасна утечка информации и преждевременная огласка. Осенью 2013 года Белый дом склонялся к тому, чтобы сохранять информацию в секрете как можно дольше, но к концу октября для этого уже не было никаких серьезных оснований.

                ...рассказали о наших усилиях и важнейших договоренностях и разногласиях с иранцами нашим партнерам по «Группе 5+1». Некоторые их них очень удивились. У британского правительства, например, были свои превосходные источники в Омане, и в целом оно было осведомлено о наших успехах. В конце сентября Обама поделился информацией с премьер-министром Израиля Нетаньяху во время разговора один на один в Белом доме. Тот тоже не очень удивился – у израильтян тоже были свои источники в регионе, но он воспринял новость не так спокойно, как британцы. Он считал наш секретный канал предательством.

                5 ноября мы встретились с иранцами в женевском отеле Mandarin – подальше от отеля InterContinental, где через несколько дней должен был проходить очередной раунд переговоров в формате «Группы 5+1». Президент Обама и госсекретарь Керри велели нам в последний раз попытаться усовершенствовать черновой проект текста соглашения, который теперь деликатно именовался «Проект совместного рабочего документа». Мы немного продвинулись вперед по формулировке положения о «приостановке работы» предприятия в Эраке, но в этом пункте также был текст в скобках. В определении деталей замораживания завода по обогащению ядерного сырья в Нетензе и предприятия  «Фордо», а также конверсии и ликвидации существующих запасов высокообогащенного (20%) урана мы продвинулись совсем незначительно. Мы почти достигли взаимопонимания в вопросе об ответном ослаблении санкций, договорившись о размораживании примерно $4 млрд. иранских активов в течение полугода, предложенном нами а начале переговоров по секретному каналу. Мы также пришли к согласию относительно беспрецедентной процедуры проверок соблюдения иранцами своих обязательств и мер контроля, создав прочную основу для более строгих мер в рамках будущего всеобъемлющего соглашения. В итоге в черновом проекте текста соглашения, подготовленного нами с Тахт-Раванчи и Арагчи (четыре с половиной страницы, напечатанных через один интервал) осталось три или четыре спорные формулировки, которые нам предстояло доработать.

                При ознакомлении партнеров по «Группе 5+1» с проектом документа имел место ряд неприятных моментов, что, видимо, было неизбежно. Наши успехи весьма впечатлили некоторых из наших европейских коллег, но они были недовольны тем, что их держали в неведении. Кэти Эштон проделала огромную работу, чтобы «Шестерка» сосредоточилась на возможностях, открываемых проектом документа. Зариф уже прибыл в Женеву и был готов выступить от имени  иранской команды. Джон Керри прилетел 8 ноября. В ближайшее время должен был прибыть министр иностранных дел Франции Лоран Фабиус, который, помимо своего  выдающегося галльского эго, немного задетого сокрытием информации о секретном канале, привез с собой и ценные соображения о том, как доработать спорные формулировки, особенно по предприятию в Эраке. Сергей Лавров и другие министры иностранных дел также вылетели в Женеву.

                Следующие несколько дней были отмечены многими драматическими моментами, включая как возникшие под надуманными предлогами, так и действительно отражающие раздражение, возмущение и усталость участников переговоров. На нас все сильнее давили в Вашингтоне, требуя принятия нового пакета санкций, Зариф у себя дома также сталкивался с недоверием и критикой задним числом. Некоторые наши партнеры по «Группе 5+1» все еще переживали из-за секретного канала. Кэти Эштон и Джон Керри мастерски сняли большую часть напряженности в «Группе 5+1», и мы подготовили новый текст, поддержанный участниками «Шестерки». За основу был взят черновой проект текста, согласованный в ходе переговоров по секретному каналу. Некоторые спорные формулировки были изменены, и, кроме т ого, было добавлено несколько новых пунктов.

                Зариф был не в восторге от обновленного текста, с которым он ознакомился 9 ноября. Иранцы знали, что в двустороннем проекте документа, над которым мы работали в течение многих месяцев, остались спорные формулировки. Знали они и то, что он должен быть рассмотрен и одобрен остальными участниками «Группы 5+1», которые, несомненно, захотят внести в него свои поправки. Но Зариф напомнил Керри, что сталкивается с жестким давлением в Тегеране и поэтому любые, даже самые незначительные, изменения текста крайне нежелательны. Как и многие талантливые дипломаты, Зариф был неплохим актером, и, когда он схватился за голову, изображая глубокое потрясение и горько сетуя на наше лицемерие, ему удалось растрогать некоторых министров.

                После долго дня и ночи обсуждений министры согласились проконсультироваться с своих столицах и 22 ноября провести еще один – как мы надеялись, финальный – раунд переговоров в Женеве. Существование секретного канала все еще не было предано широкой огласке, и мы опасались, что, если они раскроют информацию, это затруднит завершение работы над временным соглашением. Мы с Джейком вернулись в Женеву 20 ноября, чтобы помочь устранить последние расхождения с иранцами. С ведома и согласия Кэти Эштон 21 ноября мы вместе с присоединившейся к нам Венди Шерман встретились с Арагчи и Тахт-Раванчи. Нам удалось снять некоторые спорные вопросы. Иранцев, видимо, устроила формулировка понятия «обогащение» (урана) в преамбуле, поскольку мы аккуратно разделили понятия «право» и «обогащение» (урана) – первое теперь определялось в широком смысле, то есть в соответствии с текстом Договора о нераспространении ядерного оружия, как признанное право участников договора на добросовестное использование атомной энергии в мирных целях, а второе – в узком смысле, связанном с требованием Ирана, то есть допускалось при условии принятия и соблюдения согласованных обеими сторонами долгосрочных ограничений на реализацию иранской ядерной программы. Мы также немного продвинулись вперед по Эраку – Арагчи и Тахт-Раванчи признали, хотя и неохотно, поправки французов, требовавших более строгой формулировки положения о прекращении «строительных работ» на этом объекте.

                Мы также добились включения в текст документа превосходного набора мер контроля над соблюдением  соглашения, включая проверки работы предприятий в Нетензе и объекта «Фордо» в режиме 24/7 и доступ наблюдателей ко всем звеньям производственной цепочки. Что касается ответного ослабления санкций, то мы жестко отстаивали схему, которую Керри в конце концов согласовал с Зарифом. Она основывалась на размораживании $4,2 млрд. иранских нефтяных доходов в течение полугода, при этом предусматривались помесячные выплаты в равных долях. Схема включала еще несколько дополнительных шагов – прежде всего ослабление санкций, затрагивающих интересы автомобильной отрасли. Главным бенефициаром выступал французский автомобильный концерн Renault. С лукавым блеском в глазах Зариф рассказывал нам, что их двусторонние беседы с Фабиусом в Женеве в основном были посвящены именно этой теме, а вовсе не Эраку и другим спорным вопросам, о которых французский министр иностранных дел так любил распространяться на публике.

                22 и 23 ноября Джон Керри с присущей ему энергией лично участвовал в работе, подталкивая Зарифа к финишной черте и помогал Кэти Эштон руководить «Группой 5+1». Он действовал в тесном контакте с президентом, связываясь с ним по секретной телефонной линии. Мы с Джейком приехали в отель InterContinental для финального прорыва. До номера люкс, в котором расположился госсекретарь, мы добирались, пользуясь служебными лифтами и лестницами. Эти шпионские страсти на данном этапе могли показаться несколько излишними, но за прошедшие восемь месяцев мы привыкли соблюдать осторожность и полагали, что лучше показаться смешными, чем предать огласке секретный канал до подписания временного соглашения, теперь озаглавленного «Совместный план действий».

                Мы видели, что иранцы спешат закончить работу над соглашением, прежде чем этому помешает политическая ситуация у них в стране. Однако мы не считали, что должны согласиться на какие-либо дополнительные уступки в отношении санкций, и были уверены, что нам удалось сохранить большинство рычагов влияния для решения намного более сложной задачи – ведения переговоров по всеобъемлющему соглашению. Мы с Джейком были в том странном состоянии, которое наступает от постоянного напряжения и хронического недосыпания, и, вспоминая знаменитую сцену из фильма «Храброе сердце», когда персонаж Мела Гибсона призывает соотечественников-шотландцев не отступать перед кавалерийской атакой англичан, лишь твердили друг другу «Держаться, держаться, держаться!», когда иранцы требовали новых уступок.

                24 ноября в двум часам ночи мы почти закончили. Министры уже начали терять терпение, и я встретился с Тахт-Раванчи, чтобы убрать последние противоречия и проутюжить оставшиеся спорные формулировки. Усталые, но довольные, мы тихо поздравили друг друга. В четыре утра Кэти Эштон разбудила министров и пригласила их на церемонию подписания временного соглашения. За полчаса до начала церемонии Арагчи позвонил мне и сказал, что есть еще «всего две-три поправки, которые надо внести в текст. Иранцы никогда не почувствовали бы себя полностью удовлетворенными, если ьы не попытались добиться уступок почти по каждому пункту и не исчерпали бы нашего терпения до последней капли. Я вежливо рассмеялся и сказал:

- Вы немного опоздали. Мы уже закончили.

                Принятие «Совместного плана действий» было всего лишь небольшим, промежуточным шагом на пути к цели. Иран обязался заморозить свою ядерную программу на полгода и отказаться от некоторых ее важнейших направлений, и прежде всего ликвидировать существующие запасы высокообагащенного (20%) урана. Кроме того, иранцы согласились на серьезные меры контроля. В ответ мы обязались частично ослабить действующие санкции и в течение полугода не вводить новые.

                «Совместный план действий» породил немало проблем. Так, 24 ноября 2013 года премьер-министр Израиля Нетаньяху публично заявил, что для Ирана он стал «соглашением века». Я сказал Тахт-Раванчи, что израильский премьер делает подобные громкие заявления лишь для того, чтобы укрепить свое политическое положение, и иранец удовлетворенно улыбнулся. Затем на нас обрушился с критикой Конгресс, который предрекал, что иранцы нас обманут, а стройное здание санкций, которые мы так кропотливо строили все эти годы, будет разрушено задолго до подписания всеобъемлющего соглашения. Однако эти предсказания не сбылись. «Совместный план действий» был серьезным соглашением, во многих отношениях более выгодным нам, чем иранцам, которые по-прежнему подвергались огромному экономическому давлению. И нам, и Ирану этот документ дал возможность продемонстрировать, что обе стороны способны соблюдать свои обязательства, выполняя свою часть взаимовыгодной сделки, а президенту Обаме и госсекретарю Керри – время и пространство, необходимые для того, чтобы договориться об окончательном всеобъемлющем соглашении.

                Информация об американо-иранском секретном канале была обнародована через несколько часов после подписания «Совместного плана действий» - в частности, для того, чтобы объяснить, как «Группе 5+1» так быстро удалось заключить промежуточное соглашение с Ираном.

                В 2014 году в Вене была продолжена многосторонняя работа над проектом всеобъемлющего соглашения при значительно расширившейся команде переговорщиков, включая финансистов, энергетиков. Продолжалось давление Конгресса на введении новых, более жестких санкций. Весной 2015 года в Лозанне (Швейцария) состоялся длительный марафон переговоров. Переговоры Керри с Зарифом и Кэти Эштон в Лозанне в конце марта и начале апреля 2015 года были самыми длительными, в котором участвовали госсекретари со времен Кэмп-Дэвида в 1978 году. В итоге в апреле было объявлено и достижении договоренности по основным положениям «Совместного всеобъемлющего плана действий», а в июне соглашение было подписано. В обмен на частичное ослабление санкций Иран обязался навсегда отказаться от разработки ядерного оружия и согласился на строгие долгосрочные ограничения гражданской ядерной программы. При этом 98% иранских запасов обогащенного урана и почти две трети центрифуг должны были быть ликвидированы. Соглашение отрезало Ирану и другие потенциальные пути к созданию ядерной бомбы., поскольку предусматривало демонтаж активной зоны ядерного реактора на предприятий по производству тяжелой воды в Эраке и мощностей по производству оружейного плутония. Был запущен механизм строгих проверок и мер контроля, в том числе перманентных.

                Когда мы впервые тайно вылетели в Оман в начале 2013 года, трудно было даже вообразить, что иранскую ядерную программу, - в то время самую взрывоопасную и международном пейзаже – удастся решить средствами дипломатии. Этому препятствовала, помимо всего прочего, и долгая история обид и недоверия в американо-иранских отношениях. Политика Вашингтона и Тегерана была разрушительной, в ней почти на оставалось места для маневрирования и готовности к риску. Ядерная программа как таковая была настолько сложна и запутана, что могла свести с ума любого. У нас почти не было оснований полагать, что удастся преодолеть хотя бы одно из этих препятствий, не говоря уже обо всех.

                Ни «Совместный план действий», ни «Совместный всеобъемлющий план действий» не были эталонными соглашениями. В идеале Иран должен был полностью отказаться от обогащения ядерного сырья, а существовавшие обогатительные предприятия должны были быть демонтированы. Но мы живем не в идеальном мире, и такое блюдо, как совершенство, редко присутствует в дипломатическом меню. Не в наших силах было лишить иранцев ядерных ноу-хау. Знания нельзя уничтожить ни военными, ни дипломатическим средствами. Но в наших силах было серьезно и надолго ограничить ядерную активность Ирана, строго контролировать соблюдение иранцами своих обязательств, обеспечив беспрецедентный доступ наблюдателей к ядерным объектам, и помешать иранскому руководству создать атомную бомбу.

Рекомендуемая литература

1.       Бёрнс Уильм Невидимая сила Как работает американская дипломатия. Пер. С англ. – М.: Альпина Паблишер, 2021. – 688 с. William J. Burns The Back Channel: A Memoir of American Diplomacy and the Case for Its Renewal. - Random House, 2019. – 512 p.

2.       Ковалев А.Г. Азбука дипломатии. – М.: Интерпракс, 1993. – 240 с.

3.       Ковалев А.Г. Искусство возможного Воспоминания. М.: Новый хронограф. 2016. – 560 с.

4.       Дубинин Ю. Мастерство переговоров. – Издательство «Международные отношения, 2024. – 320 с.

5.       Правда о государственной границе Республики Казахстан. – Алматы: Издательский дом «Жибек жолы», 2014. – 228 с.

[1] Группа состояла из США, России, КНР, Великобритании, Франции – пяти постоянных членов СБ ООН , а также Германии, работа завершилась подписанием 15 июля 2015 года политического соглашения с Ираном под названием «Совместный всеобъемлющий план действий» относительно ядерной программы Ирана. 8 мая 2018 года президент США Д.Трамп объявил о выходе страны из этого соглашения и восстановил санкции против Тегерана.